Леонид НЕТРЕБО
ТРУДНЫЙ СЛУЧАЙ
– Фаина Андреевна! Здравствуйте, узнаете нас? Это ваш! – Женщина прикрывала ладонью смеющиеся губы, а другой рукой касалась плеча юноши, стараясь повернуть его лицом к фонарям. – Ну, помните – трудный случай был?!..
Фаина неуверенно улыбнулась и осторожно кивнула.
Лицо женщины показалось знакомым, но кто она и как рожала, Фаина Бусло не помнила. Странная! “Трудный случай!..” Счастливая – потому наивная. Надо же – лицом поворачивает!.. Парню чуть за двадцать. Семьдесят пятый – семьдесят шестой год. Значит, эти двое, мать и сын, – из ее первых пациентов.
…Наверняка началось с того, что Фаина “вычислила” эту женщину, тогда совсем юную, в бане или в магазине.
Пангоды молодые: мужчины-ребята, женщины-девчонки – вот и все взрослое население. Нет рядом ни мам, ни бабушек. Собралась иная новоиспеченная северянка матерью стать, процесс идет, а она и в ус не дует – в Консультацию не спешит. Фаине приходилось самой выявлять клиенток на их ранней стадии. Конечно, баня – лучшее для этого место! Подходила, шепотом, но запросто (самой было немногим за двадцать) говорила: а ты ведь, голубушка, в положении, завтра приходи, жду. Днем не сможешь – вечером, я задержусь. Как где? – там же, в четырнадцатом.
Все в Пангодах знали общежитие под этим номером. Две секции в нем занимала поселковая амбулатория. А еще в двух проживал медперсонал. Этот “медицинский” дом до начала восьмидесятых был единственным оплотом здравоохранения поселка с набором простых медицинских услуг, возможных для того времени.
Иной раз приходилось разыскивать непослушных, легкомысленных упрямиц в общежитиях, балкАх. Никто не настраивал Фаину брать на себя “нештатное” бремя ответственности за беспечных девчонок, не заставлял утруждаться розыском беременных женщин, уговорами. Казалось бы, чего проще: получи то, что есть, “отконсультируй” положенный период и отправь рожать в Надым или на “землю”. Ведь в большинстве случаев по такой схеме все и происходило – вплоть до 1986 года, когда открылась настоящая больница с родильным отделением. Но, конечно, во все времена рожали и в Пангодах (“родить – нельзя погодить”) – в амбулатории, на квартире и даже на борту вертолета…
Может, это та женщина, которую Фаина обнаружила в вагончике, на окраине поселковой “Нахаловки”?.. Та, которая была на четвертом месяце и пила горстями какие-то таблетки, чтобы, как она объясняла, избавится от сыночка. История банальная: после свадьбы муж уехал на Север, в Пангоды, через год вызвал к себе жену. Сначала все складывалось нормально, но, видно, год разлуки не прошел даром – вскоре муж ушел в общежитие, к другой, оставив бывшей жене вагончик. Та поздно обнаружила, что беременна. Помнится, зареванная, с горящими глазами, приподнявшись с постели, она вцепилась в локоть медсестры:
– Фаина, умоляю, сделай что-нибудь, я не должна родить – он, так же, как и я, никому не будет нужен!.. Иначе!..
Уже тогда, совсем немного проработав в медицине, Фаина пришла к выводу, что в некоторых случаях только воля “со стороны” может отвести от человека беду, вернуть в русло нормальной жизни. Она порой удивлялась, обнаруживая в себе какую-то особую силу, которая появлялась в минуты чужой беспомощности, беззащитности, – от которой рождалась непоколебимая уверенность в собственной правоте, и которую она, сама еще девчонка, спокойно внушала “пациентам” – людям, нуждающимся в помощи.
Она, словно дочку, погладила ровесницу по голове, по свалявшимся от лежания на подушке волосам, и сказала:
– Ты и твой ребенок очень нужны… Друг другу. – Взяла вздрагивающую, тонкую, с синими прожилками руку, повернула ладонь к себе: – Ну-у!.. Так у тебя там дальше, вообще, счастье на счастье! Давай, я тебе погадаю, я умею…
Они в тот вечер долго пили чай, потом электростанция отключила свет, зажгли свечу и просто разговаривали, шутили, смеялись, – у темного окошка, на краю заснеженных Пангод…
Рассеянно слушая женщину, Фаина вглядывалась уже не в лицо – в глаза, ища в них подтверждения или отрицания возникшим предположениям. Она или не она? В глазах человека, побывавшего на краю собственных возможностей, заглянувшего за границу власти над собой, на всю жизнь остается характерный след: у одних это необычный блеск, у других “сквозной” взгляд, у третьих печально-ироничный прищур… Этот ее вывод о “зеркале души” явился плодом первых лет труда в пангодинской амбулатории, когда ей, как и другим медицинским специалистам, приходилось, кроме основных обязанностей, выполнять функции фельдшера и врача скорой помощи.
Как таковой службы “ноль три” до 1981 года в поселке не было. Все работники – от медсестер до главного врача – принимали участие в круглосуточных, точнее, кругло недельных дежурствах: целую семидневку один из специалистов, днем и ночью, был “на стреме”, в случае необходимости, больные обращались по его месту жительства. Домашних телефонов пангодинская медицина не имела, поэтому на дверях амбулатории висела табличка, на которой указывались фамилия и домашний адрес медика. Имелся даже переходящий флаг (на белом поле красные крест и полумесяц), который водружался на жилище – балке или общежитии – поселкового дежурного эскулапа.
Поскольку население молодое, здоровое (с медицинскими вердиктами: “Годен для работ в условиях Крайнего Севера”), то подавляющее количество вызовов “неотложки” было связано не с болезнями, а с несчастными случаями, которые изредка приключались на производстве и довольно часто происходили в быту.
Фаине первые месяцы представлялось, что она попала в такое место на земле, где сходятся лицевая и изнаночная стороны жизни, где естество необычно обнажено, а суть, по-прежнему, – классически – недосягаема. Где трещат ровные швы, стянутые прочными “материковыми” нитками, – а веществом, казалось бы, сомнительной, “временной” основы навсегда скрепляются несогласующиеся формы с безнадежно размочаленными краями.
Сейчас она, осознавая, что некстати, вспомнила первый в своей медицинской практике случай, который потряс ее до глубины души. Некстати этот фрагмент из прошлого был не из-за отсутствия своего логического места в цепочке ее воспоминаний, а тем, что он встал перед ней картинкой, мешая слушать женщину, понимать, что та сейчас говорит.
…Однажды в ее дежурство мужчина из общежития вскрыл себе вены. Нужно было срочно транспортировать “суицидника” в больницу. В таких случаях вертолетным санрейсом больного отправляли в Надым. Но то ли “вертушки” не было, то ли погода абсолютно не позволяла подняться в небо безотказным в таких случаях пилотам “Ми-шек”, – пришлось грузить пациента на первый попавшийся борт. Им оказался транзитный “Антей”, летящий куда-то на запад. В дороге парень, бледный и слабый от потери крови, разговорился. Почти весело, как давней подруге, объяснил Фаине: устал, думал, Север поможет, вылечит своими “туманами”, “запахами”… – нет, еще хуже стало. “Вот ты сейчас улетела, никого толком в известность не поставила, – тебя кто-нибудь кинется искать?.. – А меня, точно, – нет.”
Самолет сделал посадку в Печоре, Фаина сдала пациента в больницу, а сама поехала в аэропорт, без денег, в белом халате под полушубком. Она пребывала в каком-то странном, необычном для себя состоянии. “Жизнь – и почти смерть, опять жизнь. Пангоды – и Печора, о которой дома никто не знает, – все так далеко друг от друга – и так, оказывается, близко и, оказывается, просто…”
Фаина вглядывалась в лица пассажиров. Среди мужей, жен, пап, мам, детей, коллег по работе, находила одинокие глаза. По одежде, жестам, голосу пыталась прочитать многочисленные истории людского одиночества, силилась вывести какую-то общую, простую и понятную формулу этого, выходит, распространенного и, часто, невыносимого человеческого состояния.
Она пришла в себя через двое суток: знакомую фамилию объявляли по громкоговорителю, это была ее фамилия – Фаину разыскивали, из далеких Пангод.
Тот “печорский” пациент через месяц вернулся в поселок и еще через пару недель повесился, на этот раз спасти его не удалось.
Как ни странно, финал той трагедии Фаина восприняла сравнительно спокойно. На тот момент она уже отчетливо понимала, что в ее Пангодах, как и в том зале ожидания, много одиноких людей: улетают, прилетают, двигаются, живут, смотрят друг на друга, и.. молчат.
Фаина отогнала тяжелое воспоминание и опять попыталась сосредоточится на женщине. “Трудный случай…” Сложные роды? – с чем была связана сложность, со здоровьем? Может быть, парень – “кесаренок”? Или сложные условия? Может быть, эта женщина – та, которую в очередную поселковую “разморозку” не успели отправить в горбольницу и пришлось принимать роды в насквозь промерзшей комнате? Ее как могли укрывали полушубками. Она все жаловалась, что мерзнет нос. Фаина уловила и навсегда запечатлела для себя мгновение: у ребенка с первым криком пошел пар изо рта. Потом, смеясь, она сказала мамаше: “Так и запишем, место рождения – Пангоды, месяц – февраль, окружающая температура – в комнате! – минус десять!..”
Или, может быть, что совсем часто случалось, ребенок появился при свечке, во время отключения электричества?
Почему-то так выходило, что “при свечках” всегда рождались мальчики. Ее любимые, – до сих пор почему-то любит “принимать” именно мальчишек. И приговорочка для таких “удачных” случаев старая, проверенная: “Мальчишка, мужичок, защитничек!..”
…Вот она купает и пеленает только что появившееся существо мужского рода: «Ну что, ангелочек? Где твои крылышки? И радостно от тебя такого – и жалко тебя… Расти большой!»
Как Фаина тревожилась за своего единственного сынишку, когда он болел, когда просто возвращался не вовремя домой. Как стремилась угнаться за его возрастными изменениями в характере, старалась быть ему вечным другом – сильным, надежным, интересным. Это было трудно, но у нее все получалось, к радости. Лишь иногда осеняло: ведь он принимает Пангоды за весь мир, а крыло матери – за все небо. Беда случилась вскоре после того, как он поменял материнское гнездо на призывной пункт… Она привезла его из Тюмени, больного, но целого, и они снова стали жить, выздоравливать, вдвоем, два любящих, нужных друг другу человека.
– … Помните, Фаина, вы еще сказали тогда: “Мужичок, защитничек…”
Парень успел выкурить сигарету (Фаина заметила, что сигарета у него постоянно дрожала – и в пальцах, и в губах), стал поглядывать на часы, женщина заторопилась:
– Нам пора, Фаина Андреевна. Каждый вечер гуляем, сын к Пангодам снова привыкает. Знаете, повезло нам – на полгода раньше из армии вернулись. В «горячей точке» служили, поэтому раньше. Контузило немного, а так – ни одной царапины!.. – женщина безотчетно сделала движение, с которым недавно пыталась развернуть парня лицом к свету.
Неожиданно, вместе с медленным, глубоким вздохом, от заснеженной дороги до желтых фонарей, поднялась теплая, забирающая зрение волна. Невольное, рефлекторное движение век – и из-под ресницы выкатилась предательская росинка… Фаина, не зная, куда себя деть, уткнулась лицом в плечо парня.
Женщина счастливо засмеялась:
– Ну вот, наконец-то, узнали! А я чувствовала, что вы нас поначалу как бы не узнавали. Это вы от радости?..
Фаина, не отрываясь от мальчишьего плеча, кивнула.
1995-1999 г
Из книги «ПАНГОДЫ»
(просьба к ПАНГОДИНЦАМ: у кого есть фотография Фаины Андреевны, пожалуйста, пришлите — для иллюстрации этого очерка)
