Леонид НЕТРЕБО

ЧТО ТАКОЕ ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТЬ

Когда Людмила Давыдовна Марченко, одна из ведущих преподавателей музыкальной школы, сказала, что приехала в Пангоды из Керчи, я поймал себя на мысли, что, наверное, подспудно ожидал подобной информации о месте проживания этой женщины до Севера. Потому что первая ассоциация: город-герой… Потому что Людмила Давыдовна во внешнем облике и словах несет печать чего-то, может быть совсем недавно, многими забытого, – строгой, вне влияний моды, интеллигентности, уверенной гордости за свою историю, за собственные знания, за дело (не за зарплату!), которым занимаешься… Того, что для одних – изыск, а для других – анахронизм. И про одно, и про другое можно сказать – “к сожалению”.

Она долго не могла привыкнуть к северным условиям, и дело было не в климате и бытовых трудностях.

– Контингент детей сильно отличался от того, к которому я привыкла, – говорит Людмила Давыдовна. – Но потом разочарование прошло. Я быстро разглядела, что разница между северными и «земными» детьми обусловлена, так сказать, не генами, а различными стартовыми возможностями. Поняла, что, наверное, в этом и есть наше, педагогов, предназначение – свести эту пресловутую разницу к нулю. В основе осуществления этого, при наших условиях, может быть только напряженная, буквально ежеминутная работа с детьми, применение самых прогрессивных методик преподавания и личных, особенных для каждого учителя, приемов работы. Я в этом уверена и поступаю именно так.

После одного из концертов в музыкальной школе я поделился с Марченко своими наблюдениями, основанными не только на концертных, и не только в черте района, впечатлениях: дети Надыма и Пангод, как и все дети, талантливы, но ведут себя в «свете» скованно. Что делать? Она ответила:

– Они ведь смотрят на нас, берут пример – это наши маленькие копии. Мы должны сами стать свободнее, раскрепощаться. – И значительно добавила: – Но в определенных нравственных и моральных рамках. Это и есть интеллигентность… Ведь мы этого от них хотим?

ГОВОРИТЬ НА ОДНОМ ЯЗЫКЕ

Тамара Васильевна Шкурдина говорит, что педагогом она “начинала становиться” с пяти лет. Науки давались легко, десять классов школы закончила в пятнадцать лет. Казалось бы, дальше должно было случиться то, к чему готовила себя с младенческого возраста. Но здесь в судьбе произошел небольшой зигзаг: Тамара с успехом закончила техникум, получив специальность… технолога по элеваторам.

– Это была случайность, которую до сих пор трудно объяснить, – говорит Тамара Васильевна. – Но я честно прошла положенную после окончания учебного заведения “отработку” и лишь после этого поступила туда, куда мечтала – в педагогический институт. Получив диплом, стала преподавателем русского языка и литературы.

Через несколько лет она была вынуждена пойти работать в детский сад, чтобы пристроить туда своего ребенка. Первое время тосковала по школе, плакала по ночам. Потом привыкла.

– Так вот получилось: пошла в детский сад из-за своего ребенка, и осталась там на всю жизнь – тоже, по большому счету, из-за ребенка, но уже не только своего… Словом, из-за детей. Работа пришлась по душе – со временем стала логопедом. Может быть оттого, что увидела детей, которым больше, чем большинству сверстников необходимо внимание, нужна моя помощь – потому и по душе пришлось, потому и осталась…

Двенадцать лет назад подруга уговорила ее приехать на Север, попробовать поработать “на свободе”, где, как она уверяла, Тамара Васильевна сможет до конца раскрыться, где отношения между людьми свежи, лишены “перспективного”, на несколько лет вперед, расчета и где еще, оказывается, есть настоящая, земная, романтика!.. Шкудрина, как ни странно для нее самой было, поверила в рассказ и прониклась необходимостью испытать то, чем уже несколько лет жила ее давняя подруга. Она приехала в Пангоды и стала работать в детском саду.

– Когда знакомилась с детьми, рассказала им, что я такая-то, буду работать у вас логопедом, учить вас правильно разговаривать. Спрашиваю затем их: а кем ваши папы и мамы работают? Они молчат. Я расшифровываю: ну, что они на работах делают? Они мне, сорок человечков, нестройным хором отвечают: “Де-е-еньги!” Я чуть не заплакала…

Нет, Тамара Васильевна не разочаровалась в Севере: работа по-хорошему закрутила, люди вокруг были прекрасные. Она считает, что в принципе сбылось все то, что обещала ей ее подруга. Под конец трудовой биографии сформулировала для себя нехитрую формулу, известную, как она прекрасно понимает, скорее всего, еще до нашей эры: дети являются абсолютным производным от своих родителей, от того времени, которое “творят” взрослые.

– Раньше говоришь детям: пойдемте, сказку будем читать! Они все бросали и бежали к тебе, усаживались вокруг, затихали. А сейчас – что вы! У них – телеки-видики-джойстики, сиди на кнопочки нажимай, думать не надо и в то же время нервам щекотно. Да, в наше время тоже было телевидение, мы тоже любили смотреть что-нибудь приключенческое, например, “Дети капитана Гранта”. Что такое сейчас для них подобный фильм? – Примитив! Ни тебе убийств, ни ужасов, ни безнаказанной жестокости. Нет, это не возрастное брюзжание: я не о том, что лучше – наше “старое” или их “новое”. Я о том, что какие чувства в человеке пробуждает и воспитывает.

– Думаю, – заключает свой рассказ Тамара Васильевна, – задача нас, взрослых, все силы приложить к тому, чтобы не было патологического разрыва между поколениями, чтобы мы и дети говорили на одном языке. Причем, это работа не только и не столько для логопедов.

ОДИН В ПОЛЕ НЕ ВОИН

 Однажды Галина Петровна Кунич услышала в телепередаче, что молодой человек на вопрос: «Что вам дала школа?» – ответил: «Комплексы.» И задело ее за живое, обидно стало за образование вообще, хотя, она полагает, что в ее пангодинской школе №2, бессменным директором со дня открытия которой является, дела со степенью раскрепощенности основной массы учащихся обстоят иначе.

…Возможно, многое в ее манере работать сейчас от прежней деятельности – долгое время «на земле» она была директором дома пионеров, куда дети приходили добровольно и в конечном итоге именно они, дети, определяли, быть или не быть отношениям между педагогами и учениками. Это заставляло чаще смотреть на себя со стороны, а в ребенке видеть не столько «подчиненного», сколько просто еще не умудренного опытом человека.

– Я всеми способами стараюсь убедить преподавателей, чтобы они взглянули на каждого ученика «домашними» глазами, – говорит Галина Петровна. – Ведь зачастую ребенок в классе и дома – это не одно и то же. Здесь, бывает, среди массы себе подобных, он вынужден выглядеть, к сожалению, не лучше, чем на самом деле, чтобы не быть «белой вороной». Вы же сами видите, говорю я учителям, что подавляющая масса ваших выпускников – это нормальные люди, которые живут, работают среди нас с вами. А еще совсем недавно это те же, что и сейчас, непоседы и егозы…

Помните, на заре «перестройки» пошла мода в школах буквально отказываться от неуспевающих, неперспективных детей после получения ими неполного среднего образования? Мы же учим всех, ни от кого не отворачиваемся – если еще и школа в такое нелегкое для всех время от детей отвернется, то к чему же мы тогда придем?

Каждый преподаватель должен быть – и не в последнюю очередь – психологом, полагает Галина Петровна. Но пока, при наличии штатных единиц, специалистов этого профиля в школах мало. Между тем, исследования, проведенные в школе, зафиксировали среди учащихся всех возрастов так называемую повышенную тревожность. На вопрос об уровне этого параметра среди ее коллег, и как директору удается поддерживать его на приемлемом уровне, Галина Петровна ответила:

– Во-первых, хочу отметить, что директор сам по себе в «битве за детей» – никто: один в поле не воин. Главное – коллектив. Что касается «должного уровня», то тут, конечно, почти все зависит от преподавателей, а от директора – лишь в минимальной степени. Я благодарна коллегам, что они у меня такие… самоотверженно-человечные. Знаете, иная придет ко мне в кабинет, выплеснет наболевшее, прямо расплачется – и то понятно: одно безденежье чего стоит. Выйдет – и на урок. А я со страхом думаю, как же она там в классе сможет, не то что работать, – просто владеть собой!? Иду потихоньку к тому классу, приоткрываю незаметно дверь, смотрю и глазам своим не верю: она как куколка, сосредоточенная, глаза одухотворенные, улыбается! Куда все подевалось. Видите, какие они?

ВЫБОРНЫЙ ДИРЕКТОР

Галина Анатольевна Астахова приехала в Пангоды в сентябре 1983 года. Когда вертолет приземлился в аэропорту Медвежье, она, молодая учительница, прилетевшая на Север с мужем “за романтикой”, изумилась: огромный пустырь, песок, серость… В сердцах воскликнула, обращаясь к мужу: “Куда ты меня привез?!”

Зашли в комнату общежития, выделенную для семьи новоиспеченных северян, там, в первую очередь поразили стены. Старые обветшалые обои были “подремонтированы” красными этикетками: “Русская водка”… Вся стена в наклейках. Галина Анатольевна села на кровать и заплакала. Не себя было жалко – двоих своих маленьких детей, которым предстояло жить в этом “Клондайке”…

Она не хотела работать в школе, считала, что серьезное преподавание должно быть процессом долговременным и непрерывным, а приехали ведь года на три. Думала поработать “тихонечко” воспитательницей в детском саду – и домой, в родной Новосибирск. Но в “садике” была очередь: женщин, приехавших за мужьями на Север и пытавшихся где-нибудь устроится, было уже много. Так она попала в единственную тогда в поселке школу, взяли учителем русского языка и литературы.

Директором школы №1 ее не назначили – выбрал коллектив. Галина Анатольевна считает данное положительным фактом в своей биографии и сообщает об этом не без гордости. Она говорит, что сейчас детям есть чем заполнить свой досуг, к их услугам Дом культуры, Спорткомплекс… (Раньше школа заменяла все эти учреждения и поэтому до поздней ночи в ней горел свет.) Только вот получить специальность детям, остающимся после окончания в Пангодах пока негде, а безделье, даже вынужденное и “временное” – источник многих пороков и, как следствие, будущих проблем.

“РИСКОВАННЫЙ” ИНСТРУМЕНТ

Эльмира Айкавартовна шутит: на Севере чувствует себя прекрасно, потому что мама сибирячка, да и сама Эльмира родилась и провела первые годы детства в Кемеровской области. Потом была Армения, город Кировокан, впоследствии разрушенный землетрясением…

Эльмира закончила музыкальное училище и затем стала членом музыкальной семьи Амирханянов: муж выпускник Ереванской консерватории, его отец известный в свое время скрипач-исполнитель (Эльмира с гордостью показывает фотографию Арама Ильича Хачатуряна, подписанную великим композитором на память ее свекру.) Муж подался на Север, как и многие, за заработками, но не по “музыкальной” дороге – приехал на Ямбург в качестве… помбура. Для жены нашлась работа в Пангодах и вскоре семья окончательно осела в поселке газовиков.

Эльмира Амирханян – первый с начала основания и пока единственный преподаватель-скрипач пангодинской музыкальной школы. Она вспоминает:

– В первые годы существования школы отношение к нам было… – как бы это сказать? – трепетное. Мы часто выезжали с концертами на предприятия, выступали в подсобных помещениях, рядом с производственными цехами – шум, гам, дым, пар – а мы играем. Чтобы выступить перед газовиками, грузили на машину пианино и ехали на ГП…

Класс скрипки начинался с трех учеников – не отдавали родители своих чад на этот “рискованный”, слишком академичный инструмент: предпочитали фортепиано, баян, аккордеон – знакомее, надежнее. Сейчас желающих больше, у Амирханян постоянно занимаются около двадцати юных скрипачей, приходится ограничивать набор. Эльмира считает, что увеличившийся интерес к скрипке это производное от изменившегося демографического состояния Пангод – поселок перестал быть, условно говоря, “рабочим” – социальный спектр значительно расширился, в частности, увеличился “гуманитарный” слой.

– С другой стороны, – замечает Амирханян, – раньше случалось больше необычных, “ярких” учеников. И это тоже, на мой взгляд, следствие изменившихся приоритетов у населения, и у детей, в частности, в плане выбора занятия и образа жизни вообще. Работа должна кормить – куда от этого денешься! Мои примеры – рядом со мной: муж стал бизнесменом, сын связывает свое будущее с техникой. Так заканчиваются музыкальные династии… Конечно, – немного грустно завершает Эльмира, – “бытие определяет сознание”, а искусство, как правило, удел бессребреников – и все же, и все же!..

Я ВСЯ В ДЕТЯХ

До тюменского севера была Байкало-амурская магистраль, там начиналась одиссея семьи Коротковых, отлучившая их солнечной родины, Украины, на долгие годы. Будучи учителем, Светлана Николаевна на БАМе привыкла к другой, более спокойной работе, но как только приехала в Пангоды, поняла, что все-таки выбор судьбы она сделала тогда, когда после школы поступила учиться в Кировское педучилище…

Сегодня завуч средней школы №1 Светлана Николаевна Короткова вся в работе с детьми. Она горячий поборник идеи, что нет детей неспособных (есть неспособные воспитатели) и все дети достойны того, чтобы государство в лице школы обеспечивало их, абсолютно всех, достойными условиями для приобретения хотя бы полного среднего образования.

– Я убежденный сторонник формулы: «Лучшее – враг хорошего», – говорит Светлана Николаевна, рассуждая на тему нынешнего образования. – Потому что хорошее это уже действующая система, а лучшее – всего лишь идея, но которая уже отрицает существующее. Приглядитесь: практически все положительное в сегодняшнем образовании – это то, что еще не успели сломать, от старого. Загляните в «новое», уже живущее под вполне благой идеей, – элитные школы и т.п. далеки от «элитного» уровня, но самое печальное, что там учатся зачастую, увы, не самые одаренные дети – может быть, оттого, что там бал правит не отбор по способностям воспитанников, а нечто другое. Подобное можно сказать и об учителях – тех, кто ушел в разнообразное «туда» и тех, кто остался здесь, в бедной (во всех смыслах), но самой массовой и доступной школе… Пока, слава Богу, нельзя сказать, что лучшие – ушли.

Светлана Николаевна любит повторять слова московского профессора Ю.М.Калягина, изучающего мировые системы образования, который говорит, что в России нужно было лишь осторожно добавлять изюминки к хорошей булочке – это, разумеется о школьном образовании.

– Этот ученый констатирует, что американцы в последние годы усиленно изучают для прикладного применения именно бывшую советскую школу, которая в их представлении является единственным примером системы, которая могла бы удовлетворить требованиям развитого демократического общества, – делится Короткова впечатлениями о последней командировке в столицу. В заключении беседы она пообещала подготовить подборку детских сочинений, написанных шестиклассниками на тему: «Если бы я был волшебником». – Уверяю вас, вы увидите, что дети хотят совсем не того, чем их накачивает телевидение, т.е. мы с вами, они – такие маленькие – уже устали от видеонасилия, стрельбы, драк, убийств… Там, в сочинениях, порой видится целая бездна, которая разделяет наших детей и мир, в котором они сейчас живут…

 Один из выводов, который я сделал после разговора со Светланой Николаевной, был вывод-предположение: вполне может стать, что дети, когда вырастут, скажут нам, что мы, их родители, во многом были неправы. Будут ли они в этом случае категоричны? Тоже вполне вероятно, тем более, что им есть с кого брать пример… И еще: уверен, что если в будущем не произойдет характерного для нашей истории, очередного, “отрицания” детьми отцов, то только благодаря таким педагогам, как Короткова. Которая, на вопрос о собственных увлечениях, сказала: “Я вся в детях…”

1995-1999 г.

Из книги «ПАНГОДЫ»

(просьба к пангодинцам – у кого есть фотографии героев этих зарисовок прислать для иллюстрации подборки)