|
— Тебе хорошо сейчас… — бригадир задумался, подытоживая, — ну, не хорошо, а, скажем так, неплохо оттого, что положение твое… Как бы выразиться пограмотнее… Не безысходно. Или, по-научному, вариантно, — он поднял вверх прокуренный заскорузлый, весь в черных трещинах палец, символизируя жестом удачность подобранного слова, — о! — И закончил совсем, на мой взгляд, туманно: — Ты же сам учил, что движущая сила всех революций — кто? То-то же! Пролетариат!.. Которому окромя цепей — сам знаешь. У него — без вариантов. И это — отравляет. Так вот, хочешь обижайся или как, а — умирать будешь от язвы или от инфаркта, но галстук на кирзачи до самой пенсии не променяешь… ДАЛЕЕ |
|
По ногам веет холодом: люди заходят и выходят. Из проема двери, вместе с клубами морозного пара, с удовольствием отряхиваясь, в зал ожидания вплывает огромная рыжая псина. За ней неверной походкой появляется невысокий мужичишка, критически оглядывает зал и со словами «Майкл, ко мне!..» вонзается задом в свободное кресло. К окошку проходят две дамы, очень похожие одна на другую. По обрывкам фраз становится понятно, что одна из них является женой пьяного мужичка, другая, несложно вычислить, — сестрой жены. — Хохлы позорные, — вздыхая, говорит пьяный мужичок, ни к кому не обращаясь, видимо завершая монолог, начатый еще на улице, а может быть и того раньше. — Проиграли… ДАЛЕЕ |
|
…Седой Гриф степенно налил виски в рубиновый хрусталь, изящно повёл пальцем, – и беременный тюльпан, скользя по льду мрамора, подплыл к ковбою, не обронив капель. Засеребрился причудливый канделябр, зажглась чёрная свеча – одна. Душисто взорвалась упаковка, сверкнули ножницы, орлиный взгляд указал на кончик сигары: – Отрезать или откусите? – А сомбреро? – давясь крепким дымом, прохрипел наглец. Гриф помедлил, снисходительно улыбаясь, – достал газету, положил перед собой и стал загибать углы… ДАЛЕЕ |
|
Свеча оплывала, медленно и спокойно плача на дне большого аквариума с розовыми тюльпанами. Воск таял, время от времени перекатываясь густыми струйками через похожие на мозолины, набрякшие окаемки мраморного столбика. Чтобы увидеть это, нужно было надолго вмяться в базарную грязь, чавкающую от полуденного солнца и десятков подошв, еще утром бывшую снегом и мерзлой землей; стоять крепко, не обращая внимания на человеческие потоки, не отдавая себе отчет в нелепости картины, которой ты – главный персонаж: лохматые унты, дубленый полушубок, щедро отороченный свалявшейся в кисть овчиной, огромная собачья шапка рыжего колера, в которой теряется вся верхняя часть могучего туловища. Все это инопланетно – паче, чем тюльпановый южанин на подмосковном снегу, – не сезон, и зовут тебя Андерсон… ДАЛЕЕ |
|
Он оказался невысок, крепко сбит, а нелепые для такого роста удлиненные шорты и майка с глубоким вырезом усиливали впечатление коренастости. Сильная проседь кудреватой замши, покрывавшей голову, с небольшой протёртостью на макушке, выдавали его полусотню; рот щедр на улыбку, но внимательный взор сквозь легкий прищур, при орлином носе, противоречил щедрости. Короткую шею обхватывала золотая цепь, на которой висела красная побрякушка. Мужчине явно не хватало черной повязки на глаз и цветастой банданы на прочный лоб – «Пират»!.. ДАЛЕЕ |
|
Сарбазы въехали в кишлак до захода солнца. Это были полсотни пыльных, высоких и худых воинов, бывших отборных солдат эмира, а сейчас остатков одного из отрядов курбаши Ибрагим-бека, разбитого при попытке прорыва на Термез, к границе эмирата с Афганистаном. Угрюмые бухарцы с трудом держались на истертых спинах измученных, с иссеченными до крови крупами, лошадей. На полуразвалившейся четырехколесной рессорной арбе, сделанной под манер тачанки, яростно скрипевшей среди тревожного копытного топота и хрипа, громыхало несколько ящиков с гранатами и патронами, здесь же находился, завалившийся на бок, легкий английский пулемет с поломанным упором… ДАЛЕЕ |
|
Это лицо принадлежало зверю, вампиру, Сверхчеловеку, ясно показывавшему, что он, Сверхчеловек, готов в любую секунду броситься на того червя, уничтожить то беспозвоночное, которое посмело увидеть его грешок. Впрочем, какой грех! – Сверхчеловек просто добывает себе пищу. Но червям не положено этого видеть, потому что это видение, присутствие при трапезе, оскорбляет Сверхчеловека, портит ему аппетит. Отведи взгляд, молчащая тварь, и уползи в ближайшую щель!.. ДАЛЕЕ |
|
(или кашу маслом – испортишь) Итак, в один из предновогодних вечеров что-то на такой ничейной опоре случилось. Провод, что ли, отгорел или изолятор лопнул. Словом, кратковременный фейерверк – и несколько балкОв без света остались. Приезжают оттуда мужики в ту самую организацию, которая круглосуточно электрические сети обслуживает. Так и так, почините, согласно должности. Им в ответ: извините, мужики, сети-то – не наши. Как так? А вот так (в схему тычут): наши-то вот до сюда идут, а уж эти, которые вас питают, их и на схеме-то нет, кто-то нелегально к нашим прицепил. Не имеем права в чужом, тем более в нелегале, копаться, ПТЭ и ПТБ не позволяют. Котельная вас обогревает, не замерзнете, после праздников начальство разберется… ДАЛЕЕ |
